да, скифы мы
Фэндом: Aion
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: приключения
Саммари: Асмодея не всегда была гостеприимной. После Катаклизма осколок планеты умирал, и умер бы... если бы не одно "но".
читать дальше— Мама, мама! Смотри, как я могу! — маленький Бьёрн заливисто рассмеялся, перекатывая в пальцах и не думающий таять снег. Белые крупинки вспорхнули с детской ладони и заплясали стаей суматошных мотыльков.
— Ты у меня умница, — румяная русоволосая женщина улыбнулась и протянула руку к порхающим снежинкам, но те под ее теплым прикосновением стекли прозрачной водой. А в ладонях мальчика — жили.
— Настоящий маг у тебя растет, дочка, — сказала в тот день старуха Бри. — Вон как здорово со стихией ладит! Ты уж не дай заглохнуть такому таланту.
Бьёрн действительно любил снег, да и вообще зиму. Ему нравилось, когда холмы, деревья и дома укутывались белым-белым, прям как его волосы, покрывалом, а дыхание оборачивалось сизым облачком, нравилось лепить из похрустывающего снега шарики и перебрасываться ими с друзьями. И от холода он никогда не страдал, что самое удивительное.
Взрослые не разделяли такой любви. Самые старшие помнили времена, когда зима приходила на месяц, а то и на пару недель, а теперь вот по полгода все снегом укутано, хоть лопатой долби — до земли не достучишься. Атрея, которую теперь было велено называть Асмодеей, слишком уж сильно изменилась, и не сказать, чтобы в лучшую сторону.
И все-таки люди жили. Несмотря на темное небо, несмотря на крепчающий холод, несмотря на то, что даэвы один за другим перерождались с черными крыльями, что в прежние времена почиталось дурным знаком. Люди верили, что не может уже случиться несчастья хуже, чем отгремевший Катаклизм.
— Снег-то как валит, — пожаловалась старуха Бри, когда Бьёрн зашел к ней с полной охапкой свежепорубленных дров. — И мороз крепчает день ото дня. Давай чаю тебе заварю горячего, замерз поди!
Парень ограничился неопределенным хмыканьем. Бри знала его с самого рождения, семнадцать лет как, но раз за разом забывала, что мороз ему в радость. Он и дрова-то колол голым по пояс, к вящему ужасу проходивших мимо укутанных по нос соседей…
Однако отказываться было невежливо. Потерявшей всех родных старухе помогали всей деревней — кто в доме приберет, кто кругом сала поделится, кто, как Бьёрн, наколет дров. Бри каждый раз причитала, что ей нечем отблагодарить соседей, и поила всех чаем с вареньем собственного изготовления.
Так что Бьёрн накинул обшитую мехом рубаху, сбросил за спину волосы, собранные в разлохматившийся хвост, и уселся за стол, взяв грубую глиняную чашку. Вкусно. Чай у Бри всегда был выше всяких похвал.
— Ох, и не к добру такая затяжная зима, — видя, что гость не торопится, старуха затянула любимую шарманку. — Того и гляди заметет нас по самые крыши.
— Выкопаемся, — уверенно сказал Бьёрн. — Да и не заметет. Зима уже через неделю отпустит.
— Откуда знаешь?
— Чувствую… — Парень пожал плечами, сам с трудом понимая, откуда. Вот знал он, что холода скоро отступят, знал и все тут!
Бри понимающе закивала, подливая гостю еще чаю.
— Оно и понятно. Кому чувствовать, как не тебе? Помню, мальчишкой все с бураном поиграть рвался… В столицу бы тебе, Бьёрни! Выучишься на мага, а там и до даэвства недалеко.
Бьёрн уныло покачал головой. Какая там столица, туда так просто не пускают, да и денег особых нет… Хотя было бы здорово облачиться в магическую робу и читать заклинания по книге… Впрочем, у него и так получалось. На прошлой неделе, например, Бьёрн сумел поднять маленький снежный вихрь, а вчера случайно заморозил воду в кувшине. Кувшин — вдребезги, мать — в крик, вспомнить весело…
…Но если он маг, то почему не смог потушить случившийся в позапрошлом году пожар?! Присмирить напавшего на их охотничий обоз воздушного элементаля? Почему?!
— Не возьмут меня в маги, бабушка, — вцепившиеся в кружку пальцы с трудом разжались. — Волшебники ведь со всеми стихиями равно управляются, а мне ни огонь, ни вода, ни ветер не подвластны. Только лед и снег, а ведь это и не стихия, так, природное явление. Неправильный я маг, бабушка. Если маг вообще.
Бри меленько, по-старушечьи, рассмеялась и вновь взялась за расписной глиняный чайничек.
— Уж поверь старой бабке, Бьёрни, в этой жизни ничего просто так не происходит. Если наградили тебя боги таким даром, значит, есть в том смысл.
— Да какой?! — не выдержал Бьёрн — Вся Асмодея сидит в снегу по уши, на кой еще его плодить-то? И так с каждым годом зима все длиннее и длиннее.
— Так может, ты ее покороче сделать сумеешь?
— Мог бы — давно сделал… — Бьёрн с досадой посмотрел на валящий за окном снег.
Под его взглядом он только усилился.
— Ты уверен, что не хочешь поехать с нами? — Одмунд отряхнул рукавицы от снега и повернул к другу раскрасневшееся на морозе лицо. — Тут все холоднее и холоднее. А Альдер быстро застраивается, да и климат в Исхальгене мягче. За полгода обтешемся, времянки поставим…
— Нет, конечно, — Бьёрн уложил на сани последний, самый объемистый тюк и тоже перевел дух. И ведь не сказать, что так много вещей перетаскали, а все равно упарились! — Ты ведь знаешь, мать тревожить нельзя. Лекарь говорит, от силы три недели осталось, легочная гниль больше не даст.
— Может, в Исхальгене ей полегче станет? — друг принялся деловито поправлять сползающий бочонок, в котором что-то загадочно погромыхивало.
— Она сказала, родилась здесь — здесь и умру. И к тому же кто поручится, что она перенесет дорогу? До этого твоего острова путь неблизкий.
— Ну как знаешь, дружище. Эх и соскучусь я без твоей физиономии... И Асинья тоже, — Одмунд подмигнул. — Она же по тебе ой как сохла!
Бьёрн усмехнулся. Черноволосая красавица и впрямь некоторое время увивалась за ним, не упуская возможности покрасоваться в новом наряде или невзначай взять за руку. Но Асинья так вела себя со многими мужчинами, а Бьёрну казалось, что уж если любишь, то лишь одного, а не прицениваешься ко всем, как к товару на рынке — тот высокий, тот богатый, тот умный…
— Найдет другого, уж такая девица, как она, без женихов не останется.
— Эх, Бьёрни, а ты хоть приезжать к нам будешь? А то помяни мое слово, скоро здесь круглый год все под снегом окажется! Тебя-то зима щадит, а остальным переселяться придется, как вот нам сейчас. Охота тебе жить в снежной пустыне?
— Не знаю, Одмунд, — Бьёрн неопределенно почесал затылок. — Мне как-то старуха Бри сказала, что у всего должно быть свое предназначение. Так что я пока останусь, вдруг оно сыщется?
— А если не сыщется, все равно приезжай, — искренне посоветовал Одмунд и взялся за вожжи. — Мы твое предназначение к охоте припряжем! Ну, бывай!
Бьёрн крепко пожал протянутую руку, и еще долго смотрел, как исчезает в легкой метели темный силуэт друга.
Одмунд оказался прав.
Всего за несколько следующих лет зима окончательно превратила Асмодею в свое царство. Снег не таял даже в летние месяцы, а что творилось в зимние… Вьюги смазывали мир в единую воющую мешанину, заваливая деревни колючим сухим крошевом, любой вышедший за ворота мог задохнуться в этой круговерти, а то и быть заживо погребенным. Бьёрн не знал, как обстоят дела в других провинциях, но родной Белуслан полностью скрылся под снежным одеялом и ледяной коркой. Люди не выдерживали, бросали дома и уезжали в Морхейм и Альтгард — куда угодно, только подальше от сбрендившей стихии.
Сам Бьёрн с места не снимался, уж он-то от мороза не страдал, да и дичь бить пока что не разучился. И все-таки прощаться с друзьями, которые один за другим покидали деревню, было слегка грустно. Слегка.
— Сынок, мне холодно, — бледная русоволосая женщина попыталась сесть на кровати, но бессильно сползла на подушки и зашлась в тяжелом сухом кашле.
— Я подброшу дров, мам, — Бьёрн поплотнее укутал ее покрывалом. — Сейчас…
С него градом лил пот. Находиться в протопленном доме было невыносимо, но мать, сраженная лихорадкой, замерзала. Замерзала несмотря на теплую одежду, меховые одеяла и раскаленную печь.
— Эта зима… Никогда не кончится, — мать подняла выцветшие за время болезни глаза к расписанному ледяными папоротниками окну, за которым трещали от мороза ветки. — Она будет вечной.
— Ну что ты, мама. Не нужно так говорить… — врать Бьёрн не любил, но лекарь велел ему облегчить последние дни жизни матери, поэтому пришлось находить слова утешения. Фальшивые.
— Сынок, — на секунду ее лицо озарилось давно забытой улыбкой, по-летнему теплой и ласковой. — Останься со мной… До самого конца… А потом уходи.
— Мама, не говори глупостей. Ты поправишься, обязательно поправишься, — Бьёрн снял с очага отвар лечебных трав и осторожно начал поить женщину. Та пила, задыхаясь от жгучего пряного запаха.
— Нет… В эфирном потоке… мы встретимся с твоим отцом… Но ты… Уезжай из Белуслана! Тут теперь невозможно жить! Обещай мне, что уедешь!
Мужчина вздохнул.
— Хорошо, мама. Я обещаю.
Он ненавидел себя за эту ложь.
Следующим вечером матери не стало. Бьёрн до последнего сжимал в ладонях ее сухую руку, и в какой-то момент понял — все, пульс под пальцами больше не бьется. Казалось, будто женщина спит, вот только тепло от нее уходит, тает…
Последнее тепло живого человека в опустевшем доме, в опустевшей деревне, в опустевшей провинции…
Последнее ли?
Бьёрн с удивительным спокойствием встал, оправил одеяло на постели матери.
Взял кочергу.
Отодвинул печную заслонку.
И выгреб раскаленные угли прямо на застланный волчьими шкурами пол.
Ошалевшее пламя поначалу притухло, поперхнулось воздухом, но вскоре распробовало новое угощение и радостно затрещало, разрастаясь вверх и вширь. Не удовлетворившись этим, Бьёрн расколотил об пол кувшин с маслом, и вот тут-то огонь и показал свою силу. В мгновение ока пламенные языки охватили весь дом, поползли по занавескам, корчащейся стеной обступили кровать матери. В свете пожара она вдруг показалась Бьёрну молодой и румяной. Живой. Теплой.
Все правильно. Жар к жару.
Холод к холоду.
Метель привычно обожгла, швырнула в лицо горсть снега, начинила волосы ледяной пылью.
— Здравствуй, Вьюга, — сказал Бьёрн и поднял голову. Долой капюшон. Долой бесполезный плащ, подбитый мехом — ему не страшны холода.
Он ждал долгие годы, прежде чем осознал, зачем ему дарована его странная сила. А может, он всегда это знал, а решился только сейчас? Ведь скольких пришлось потерять, чтобы хоть самому себе признаться... Друзей, родных...
«Здравствуй» — прошелестел терзаемый ветром снег.
— Ты долго ждала, Вьюга.
«Нет. Это ты долго ждал».
Метель свивалась, скручивалась в жгут, взмахивала снежными крыльями и звала за собой. И Бьёрн пошел. Вьюга привычно ласкала его, завивая вокруг снежные вихри, трепала волосы, нетерпеливо подталкивала в спину. Она слишком долго обходилась без… хозяина.
Когда-то давно Бьёрн расстраивался, что из него не получится полноценного мага. Какой же дурак! Ему суждено было стать много большим, чем магом. Хозяином снегов.
Сердцем зимы.
Сильнее всего зимний шторм бушевал на вершине горы, а значит, путь лежал туда. Именно оттуда прилетали пронизывающие ветра, там рождались снеговые тучи и огромные лавины. Как туда подняться обычному человеку?
«Лети!» — подсказал северный ветер.
Бьёрн обернулся и даже не удивился, обнаружив за спиной пару крыльев. Черных.
На пике горы, в самом сердце бури, царил покой. На этой вершине мира Бьёрну показалось, что он может окинуть взглядом весь Белуслан, да что там — всю Асмодею. Весь этот неполноценный осколок мира, замерзающий под хлыстами бурь и морозов.
Но ведь подобное можно победить только подобным. Хочешь победить огонь — ударь огнем. Хочешь развеять магию — пусти ей навстречу другую магию. Желаешь усмирить снежную бурю — натрави на нее ураган.
Или хотя бы дай ей сердце. Живого человека, которому не страшен ни холод, ни снег, который взнуздает вихрь, как непокорного коня.
— Бурь больше не будет, — теперь пар от дыхания не срывался с губ Бьёрна, но он даже не замечал этого. Снежный маг смотрел на свой мир другими глазами, новыми и древними одновременно. — Асмодея будет жить.
«Как пожелаешь, хозяин» — покорно пропела метель и рассыпалась тысячью льдинок.
«Пока ты здесь, мы будем покорны» — согласился северный ветер, утихая.
«Но только пока ты здесь» — звонко предупредил умирающий лед.
— Я не уйду, — пообещал Бьёрн, оглядывая свои новые владения.
Красиво! Белый снег и черные горы под опрокинутым звездным небом. Возможно, здесь удастся возвести дом… Целый ледяной замок, как ему всегда мечталось! Забыть про всех и жить, служа грузиком на невидимых весах судьбы.
Залогом того, что зима, обретшая сердце, больше никогда не будет жестокой.
Старожилы рассказывают, что в первое десятилетие после Катаклизма в Асмодее было невозможно жить — такой на нее обрушился мороз. Что от холода раскалывались деревья, что люди замерзали насмерть в своих постелях, а дома заметало снегом по самые крыши.
Молодежь понимающе кивает, но про себя усмехается — что за небылицы! Старичью лишь бы в воспоминания удариться, раньше, дескать, и жизнь была потруднее, и холод позабористей. Глупости! Асмодея, конечно, не самый гостеприимный мир, но так ли уж невыносимы здешние морозы? Да и снег уже лежит далеко не везде.
Кто знает, может, когда-нибудь заледеневшее сердце северного континента и вовсе растает?..
— Мама, мамочка! Смотри, как я могу! — по пальцам маленькой девочки потекло яркое бездымное пламя. Малышка счастливо рассмеялась — она любила огонь и никогда не обжигалась. — А еще огненный шар могу сделать и птицу-феникса! Вот, вот сейчас покажу!..
— Ты просто молодец, — мать погладила ее по золотым волосам. — Вырастешь — станешь волшебницей.
— Даэвом, мамочка?
— Конечно даэвом. Самым сильным огненным магом в Элиосе.
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: приключения
Саммари: Асмодея не всегда была гостеприимной. После Катаклизма осколок планеты умирал, и умер бы... если бы не одно "но".
читать дальше— Мама, мама! Смотри, как я могу! — маленький Бьёрн заливисто рассмеялся, перекатывая в пальцах и не думающий таять снег. Белые крупинки вспорхнули с детской ладони и заплясали стаей суматошных мотыльков.
— Ты у меня умница, — румяная русоволосая женщина улыбнулась и протянула руку к порхающим снежинкам, но те под ее теплым прикосновением стекли прозрачной водой. А в ладонях мальчика — жили.
— Настоящий маг у тебя растет, дочка, — сказала в тот день старуха Бри. — Вон как здорово со стихией ладит! Ты уж не дай заглохнуть такому таланту.
Бьёрн действительно любил снег, да и вообще зиму. Ему нравилось, когда холмы, деревья и дома укутывались белым-белым, прям как его волосы, покрывалом, а дыхание оборачивалось сизым облачком, нравилось лепить из похрустывающего снега шарики и перебрасываться ими с друзьями. И от холода он никогда не страдал, что самое удивительное.
Взрослые не разделяли такой любви. Самые старшие помнили времена, когда зима приходила на месяц, а то и на пару недель, а теперь вот по полгода все снегом укутано, хоть лопатой долби — до земли не достучишься. Атрея, которую теперь было велено называть Асмодеей, слишком уж сильно изменилась, и не сказать, чтобы в лучшую сторону.
И все-таки люди жили. Несмотря на темное небо, несмотря на крепчающий холод, несмотря на то, что даэвы один за другим перерождались с черными крыльями, что в прежние времена почиталось дурным знаком. Люди верили, что не может уже случиться несчастья хуже, чем отгремевший Катаклизм.
***
— Снег-то как валит, — пожаловалась старуха Бри, когда Бьёрн зашел к ней с полной охапкой свежепорубленных дров. — И мороз крепчает день ото дня. Давай чаю тебе заварю горячего, замерз поди!
Парень ограничился неопределенным хмыканьем. Бри знала его с самого рождения, семнадцать лет как, но раз за разом забывала, что мороз ему в радость. Он и дрова-то колол голым по пояс, к вящему ужасу проходивших мимо укутанных по нос соседей…
Однако отказываться было невежливо. Потерявшей всех родных старухе помогали всей деревней — кто в доме приберет, кто кругом сала поделится, кто, как Бьёрн, наколет дров. Бри каждый раз причитала, что ей нечем отблагодарить соседей, и поила всех чаем с вареньем собственного изготовления.
Так что Бьёрн накинул обшитую мехом рубаху, сбросил за спину волосы, собранные в разлохматившийся хвост, и уселся за стол, взяв грубую глиняную чашку. Вкусно. Чай у Бри всегда был выше всяких похвал.
— Ох, и не к добру такая затяжная зима, — видя, что гость не торопится, старуха затянула любимую шарманку. — Того и гляди заметет нас по самые крыши.
— Выкопаемся, — уверенно сказал Бьёрн. — Да и не заметет. Зима уже через неделю отпустит.
— Откуда знаешь?
— Чувствую… — Парень пожал плечами, сам с трудом понимая, откуда. Вот знал он, что холода скоро отступят, знал и все тут!
Бри понимающе закивала, подливая гостю еще чаю.
— Оно и понятно. Кому чувствовать, как не тебе? Помню, мальчишкой все с бураном поиграть рвался… В столицу бы тебе, Бьёрни! Выучишься на мага, а там и до даэвства недалеко.
Бьёрн уныло покачал головой. Какая там столица, туда так просто не пускают, да и денег особых нет… Хотя было бы здорово облачиться в магическую робу и читать заклинания по книге… Впрочем, у него и так получалось. На прошлой неделе, например, Бьёрн сумел поднять маленький снежный вихрь, а вчера случайно заморозил воду в кувшине. Кувшин — вдребезги, мать — в крик, вспомнить весело…
…Но если он маг, то почему не смог потушить случившийся в позапрошлом году пожар?! Присмирить напавшего на их охотничий обоз воздушного элементаля? Почему?!
— Не возьмут меня в маги, бабушка, — вцепившиеся в кружку пальцы с трудом разжались. — Волшебники ведь со всеми стихиями равно управляются, а мне ни огонь, ни вода, ни ветер не подвластны. Только лед и снег, а ведь это и не стихия, так, природное явление. Неправильный я маг, бабушка. Если маг вообще.
Бри меленько, по-старушечьи, рассмеялась и вновь взялась за расписной глиняный чайничек.
— Уж поверь старой бабке, Бьёрни, в этой жизни ничего просто так не происходит. Если наградили тебя боги таким даром, значит, есть в том смысл.
— Да какой?! — не выдержал Бьёрн — Вся Асмодея сидит в снегу по уши, на кой еще его плодить-то? И так с каждым годом зима все длиннее и длиннее.
— Так может, ты ее покороче сделать сумеешь?
— Мог бы — давно сделал… — Бьёрн с досадой посмотрел на валящий за окном снег.
Под его взглядом он только усилился.
***
— Ты уверен, что не хочешь поехать с нами? — Одмунд отряхнул рукавицы от снега и повернул к другу раскрасневшееся на морозе лицо. — Тут все холоднее и холоднее. А Альдер быстро застраивается, да и климат в Исхальгене мягче. За полгода обтешемся, времянки поставим…
— Нет, конечно, — Бьёрн уложил на сани последний, самый объемистый тюк и тоже перевел дух. И ведь не сказать, что так много вещей перетаскали, а все равно упарились! — Ты ведь знаешь, мать тревожить нельзя. Лекарь говорит, от силы три недели осталось, легочная гниль больше не даст.
— Может, в Исхальгене ей полегче станет? — друг принялся деловито поправлять сползающий бочонок, в котором что-то загадочно погромыхивало.
— Она сказала, родилась здесь — здесь и умру. И к тому же кто поручится, что она перенесет дорогу? До этого твоего острова путь неблизкий.
— Ну как знаешь, дружище. Эх и соскучусь я без твоей физиономии... И Асинья тоже, — Одмунд подмигнул. — Она же по тебе ой как сохла!
Бьёрн усмехнулся. Черноволосая красавица и впрямь некоторое время увивалась за ним, не упуская возможности покрасоваться в новом наряде или невзначай взять за руку. Но Асинья так вела себя со многими мужчинами, а Бьёрну казалось, что уж если любишь, то лишь одного, а не прицениваешься ко всем, как к товару на рынке — тот высокий, тот богатый, тот умный…
— Найдет другого, уж такая девица, как она, без женихов не останется.
— Эх, Бьёрни, а ты хоть приезжать к нам будешь? А то помяни мое слово, скоро здесь круглый год все под снегом окажется! Тебя-то зима щадит, а остальным переселяться придется, как вот нам сейчас. Охота тебе жить в снежной пустыне?
— Не знаю, Одмунд, — Бьёрн неопределенно почесал затылок. — Мне как-то старуха Бри сказала, что у всего должно быть свое предназначение. Так что я пока останусь, вдруг оно сыщется?
— А если не сыщется, все равно приезжай, — искренне посоветовал Одмунд и взялся за вожжи. — Мы твое предназначение к охоте припряжем! Ну, бывай!
Бьёрн крепко пожал протянутую руку, и еще долго смотрел, как исчезает в легкой метели темный силуэт друга.
Одмунд оказался прав.
Всего за несколько следующих лет зима окончательно превратила Асмодею в свое царство. Снег не таял даже в летние месяцы, а что творилось в зимние… Вьюги смазывали мир в единую воющую мешанину, заваливая деревни колючим сухим крошевом, любой вышедший за ворота мог задохнуться в этой круговерти, а то и быть заживо погребенным. Бьёрн не знал, как обстоят дела в других провинциях, но родной Белуслан полностью скрылся под снежным одеялом и ледяной коркой. Люди не выдерживали, бросали дома и уезжали в Морхейм и Альтгард — куда угодно, только подальше от сбрендившей стихии.
Сам Бьёрн с места не снимался, уж он-то от мороза не страдал, да и дичь бить пока что не разучился. И все-таки прощаться с друзьями, которые один за другим покидали деревню, было слегка грустно. Слегка.
***
— Сынок, мне холодно, — бледная русоволосая женщина попыталась сесть на кровати, но бессильно сползла на подушки и зашлась в тяжелом сухом кашле.
— Я подброшу дров, мам, — Бьёрн поплотнее укутал ее покрывалом. — Сейчас…
С него градом лил пот. Находиться в протопленном доме было невыносимо, но мать, сраженная лихорадкой, замерзала. Замерзала несмотря на теплую одежду, меховые одеяла и раскаленную печь.
— Эта зима… Никогда не кончится, — мать подняла выцветшие за время болезни глаза к расписанному ледяными папоротниками окну, за которым трещали от мороза ветки. — Она будет вечной.
— Ну что ты, мама. Не нужно так говорить… — врать Бьёрн не любил, но лекарь велел ему облегчить последние дни жизни матери, поэтому пришлось находить слова утешения. Фальшивые.
— Сынок, — на секунду ее лицо озарилось давно забытой улыбкой, по-летнему теплой и ласковой. — Останься со мной… До самого конца… А потом уходи.
— Мама, не говори глупостей. Ты поправишься, обязательно поправишься, — Бьёрн снял с очага отвар лечебных трав и осторожно начал поить женщину. Та пила, задыхаясь от жгучего пряного запаха.
— Нет… В эфирном потоке… мы встретимся с твоим отцом… Но ты… Уезжай из Белуслана! Тут теперь невозможно жить! Обещай мне, что уедешь!
Мужчина вздохнул.
— Хорошо, мама. Я обещаю.
Он ненавидел себя за эту ложь.
Следующим вечером матери не стало. Бьёрн до последнего сжимал в ладонях ее сухую руку, и в какой-то момент понял — все, пульс под пальцами больше не бьется. Казалось, будто женщина спит, вот только тепло от нее уходит, тает…
Последнее тепло живого человека в опустевшем доме, в опустевшей деревне, в опустевшей провинции…
Последнее ли?
Бьёрн с удивительным спокойствием встал, оправил одеяло на постели матери.
Взял кочергу.
Отодвинул печную заслонку.
И выгреб раскаленные угли прямо на застланный волчьими шкурами пол.
Ошалевшее пламя поначалу притухло, поперхнулось воздухом, но вскоре распробовало новое угощение и радостно затрещало, разрастаясь вверх и вширь. Не удовлетворившись этим, Бьёрн расколотил об пол кувшин с маслом, и вот тут-то огонь и показал свою силу. В мгновение ока пламенные языки охватили весь дом, поползли по занавескам, корчащейся стеной обступили кровать матери. В свете пожара она вдруг показалась Бьёрну молодой и румяной. Живой. Теплой.
Все правильно. Жар к жару.
Холод к холоду.
Метель привычно обожгла, швырнула в лицо горсть снега, начинила волосы ледяной пылью.
— Здравствуй, Вьюга, — сказал Бьёрн и поднял голову. Долой капюшон. Долой бесполезный плащ, подбитый мехом — ему не страшны холода.
Он ждал долгие годы, прежде чем осознал, зачем ему дарована его странная сила. А может, он всегда это знал, а решился только сейчас? Ведь скольких пришлось потерять, чтобы хоть самому себе признаться... Друзей, родных...
«Здравствуй» — прошелестел терзаемый ветром снег.
— Ты долго ждала, Вьюга.
«Нет. Это ты долго ждал».
Метель свивалась, скручивалась в жгут, взмахивала снежными крыльями и звала за собой. И Бьёрн пошел. Вьюга привычно ласкала его, завивая вокруг снежные вихри, трепала волосы, нетерпеливо подталкивала в спину. Она слишком долго обходилась без… хозяина.
Когда-то давно Бьёрн расстраивался, что из него не получится полноценного мага. Какой же дурак! Ему суждено было стать много большим, чем магом. Хозяином снегов.
Сердцем зимы.
Сильнее всего зимний шторм бушевал на вершине горы, а значит, путь лежал туда. Именно оттуда прилетали пронизывающие ветра, там рождались снеговые тучи и огромные лавины. Как туда подняться обычному человеку?
«Лети!» — подсказал северный ветер.
Бьёрн обернулся и даже не удивился, обнаружив за спиной пару крыльев. Черных.
На пике горы, в самом сердце бури, царил покой. На этой вершине мира Бьёрну показалось, что он может окинуть взглядом весь Белуслан, да что там — всю Асмодею. Весь этот неполноценный осколок мира, замерзающий под хлыстами бурь и морозов.
Но ведь подобное можно победить только подобным. Хочешь победить огонь — ударь огнем. Хочешь развеять магию — пусти ей навстречу другую магию. Желаешь усмирить снежную бурю — натрави на нее ураган.
Или хотя бы дай ей сердце. Живого человека, которому не страшен ни холод, ни снег, который взнуздает вихрь, как непокорного коня.
— Бурь больше не будет, — теперь пар от дыхания не срывался с губ Бьёрна, но он даже не замечал этого. Снежный маг смотрел на свой мир другими глазами, новыми и древними одновременно. — Асмодея будет жить.
«Как пожелаешь, хозяин» — покорно пропела метель и рассыпалась тысячью льдинок.
«Пока ты здесь, мы будем покорны» — согласился северный ветер, утихая.
«Но только пока ты здесь» — звонко предупредил умирающий лед.
— Я не уйду, — пообещал Бьёрн, оглядывая свои новые владения.
Красиво! Белый снег и черные горы под опрокинутым звездным небом. Возможно, здесь удастся возвести дом… Целый ледяной замок, как ему всегда мечталось! Забыть про всех и жить, служа грузиком на невидимых весах судьбы.
Залогом того, что зима, обретшая сердце, больше никогда не будет жестокой.
***
Старожилы рассказывают, что в первое десятилетие после Катаклизма в Асмодее было невозможно жить — такой на нее обрушился мороз. Что от холода раскалывались деревья, что люди замерзали насмерть в своих постелях, а дома заметало снегом по самые крыши.
Молодежь понимающе кивает, но про себя усмехается — что за небылицы! Старичью лишь бы в воспоминания удариться, раньше, дескать, и жизнь была потруднее, и холод позабористей. Глупости! Асмодея, конечно, не самый гостеприимный мир, но так ли уж невыносимы здешние морозы? Да и снег уже лежит далеко не везде.
Кто знает, может, когда-нибудь заледеневшее сердце северного континента и вовсе растает?..
Эпилог
— Мама, мамочка! Смотри, как я могу! — по пальцам маленькой девочки потекло яркое бездымное пламя. Малышка счастливо рассмеялась — она любила огонь и никогда не обжигалась. — А еще огненный шар могу сделать и птицу-феникса! Вот, вот сейчас покажу!..
— Ты просто молодец, — мать погладила ее по золотым волосам. — Вырастешь — станешь волшебницей.
— Даэвом, мамочка?
— Конечно даэвом. Самым сильным огненным магом в Элиосе.
@темы: законченное, Aion, мини